Елена Орлова
сайт художника
акварель
живопись
графика
иллюстрации
театр
поэзия
Первое свое стихотворение я посвятила  школьно-детсадовским друзьям. Нам было по 10.

Была середина апреля.  Итак:

Позвал меня Саша к себе на день рождения,
Получила и Ирина такое предложение.
Вот идем мы к Сашке, весело смеемся,
Подходят к нам мальчишки:
Давайте подеремся!

Мы тогда сказали, что сможем только в 5,
Пошли своей дорогой, мальчишки остались ждать.
Мы идем от Саши, весело смеемся,
Подходят к нам мальчишки:
Давайте подеремся!

Самое интересное, что из своего сочиненного я запомнила наизусть совсем немного. Про дни рождения. Про Сашкино десятилетие и ода дню рождения подруги Оли в 10 классе:

О, день рожденья! День рожденья!
Кругом цветы и стол большой.
Я подарю тебе коренья,
Ружье, патрон (он холостой),

Я подарю кусочек леса,
Где тишь и ветки разных длин,
Где соловей среди вереса
Поет один, совсем один.

Я подарю сто солнц огромных
И распрекрасную Луну
И 23 платочка скромных,
И географию одну.

Еще в подарок принесу я
100 грамм вареной колбасы,
Тебе гуашью пририсую,
Как у Буденного усы….

Ну, и так далее….

Мой интерес к написанию од закончился на первом курсе после самиздания в институтской стенгазете моей «Оды голодающему студенту»:

Слышен в эфире последний привет:
Съели декана. Денег нет.
Выпиты все реактивы давно,
Съедены палочки всех эскимо,
А на гарнир проглотили трамвай,
Много голодных  - ты тут не зевай!
Ну, и лужен у студента желудок:
Съели ножи, и стаканы, и блюда,
Только во мраке холодных ночей
Слышится скрежет студентских костей.
Тихо звенят провода телеграфа:
Съели вчера в зоопарке жирафа….

И заканчивалась сия ода словами:

Где же посылки? Где ваш ответ?
Ректора съели, денег нет.

Девочкой я была открытой, всехлюбящей, и мне было искренне непонятно, почему нашу стенгазету обсуждали на институтском партбюро? Нам об этом рассказали однокурсники, которые уже переросли в то время молодежные союзы.

Мне было смешно и только, но интерес к одам пропал.

Пришла любовная лирика, время от времени заставляющая меня хвататься за карандаш.

Впрочем, ее, лирику, я никогда не запоминала наизусть, даже когда рифмованные строчки, словно приснившись, будили по ночам. И вместо стакана с водой, как принято в почтенных семействах, возле моей подушки всегда лежала какая-нибудь тетрадка с карандашом. Карандаш, на мой взгляд, почему-то лучше соответствовал придуманному.

То, что сочинения мои мной же не запоминались, уберегло многочисленных моих знакомых от прослушивания: не могла я встать на табуретку и продекламировать. Уберегло не всех.

Очень меня поддерживал меня в этой, сочинительской, стороне моей жизни замечательный волгоградский поэт, так рано ушедший, Сергей Васильев. У нас существовал телефонный стихотворческий обмен. Сергей звонил каждый раз, когда к нему приходила муза, невзирая на часы, и говорил: «Я тут одну гадость написал. Прочитаю?» и читал свои восхитительные стихи. Потом обязательно просил прочитать что-нибудь мое, новенькое. И часто говорил какие-нибудь творческиподдеоржательные слова, приятные моему стихосочинительскому уху.

С друзьями-поэтами мне в жизни повезло. Они все очень талантливые и такие разные, с некоторыми мы были прямо друзья-друзья,  но Сергей Васильев был моим поэтическим Гуру.

 

Rambler's Top100